![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
androld2010-12-07 20:00
А.К. Трубицын
kprf.ru
«…Начавшееся восстание под руководством Тадеуша Костюшко подавлялось с особой жестокостью… В начале ноября солдаты Суворова штурмом взяли предместье польской столицы - Прагу, где каратели устроили жуткую резню… Суворовские выродки расстреливали мирных жителей Кобрина и Малориты. На подступах к Варшаве они уничтожали все живое на своем пути. В варшавском пригороде - Пражском предместье было расстреляно все население. В самой Варшаве русские солдаты на копьях и штыках по улицам носили младенцев. Возможно, поляки это будут помнить всегда... Местное население подвергалось массовым казням, по пути следования суворовских войск стояли бесчисленные виселицы… » - как же Вы могли об этом забыть и не покаяться за приспешника Екатерины Великой генералиссимуса Суворова, пан Медведев? Да заодно пообещать выплатить дани, контрибуции и репарации за все суворовские злодеяния? Сколько там миллиардов накапает со всеми пенями и процентами за прошедшие годы? Россия – она ведь всем и за все должна, как уверяют демики. И вот такие страсти-мордасти расписывают в Интернете и своих газетах. Куда там какой-то Катыни – там ведь русские злодеи не носили младенцев по улицам на копьях и штыках!
А ведь как прекрасно все начиналось! «По всей Варшаве возрастал ужасный шум, выстрелы, свист пуль, неистовый крик убивающих: “До брони! Бей москаля! Кто в Бога верует, бей москаля!” Врывались в квартиры, где помещены были русские, и били последних; не было спуска ни офицерам, ни солдатам, ни прислуге... Солдаты третьего батальона Киевского полка в тот день причащались, они собирались где-то в устроенной в палаце церкви. Было их человек пятьсот. По известиям Пистора, всех, находящихся в церкви, перерезали безоружных». (Н.И. Костомаров. Последние годы Речи Посполитой. СПБ., 1870, стр.727, 732). «...заговорщики ворвались в арсенал и овладели им. Из арсенала дали несколько выстрелов: это был сигнал, что оружие в руках заговорщиков, и толпа бросилась туда за ними. Разбирали оружие, какое кому было нужно» (там же, стр.727). «...Поляки врывались всюду, где только подозревали, что есть русские, хотя бы они не были военные, а посольские или просто частные лица, искали и найденных убивали... Убивали не одних русских. Довольно было указать в толпе на кого угодно и закричать, что он московского духа, толпа расправлялась с ним, как и с русским» (там же, стр. 727, 735).
Ну, перерезали бы русских, да еще своих с «московским духом» - и легли бы почивать на лаврах, похваляться своими подвигами. А тут – вот тебе, приспешник Суворов пожаловал. За сорок дней прошел он полторы тысячи верст, разбил по пути польские войска, которые старались его остановить, да и явился под Прагу. Вот слова из приказа Суворова русским войскам в Польше: «...Строжайше рекомендую всем господам полковым и баталионным начальникам внушить и толковать нижним чинам и рядовым, чтобы нигде при переходе местечек, деревень и корчм ни малейшего разорения не делать. ...Пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и притом не заслужить порочного названия грабителей. Приказ сей да будет читан всем нижним чинам…». Вот другой приказ: «…Крайне остерегаться и от малейшего грабежа, который в операции есть наивреднейшим; иное дело штурм крепости... В поражениях сдающимся в полон давать пощаду. Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить; война не на них, а на вооруженного неприятеля…».
Прага – это не столица Чехии, это пригород Варшавы, отделенный от нее Вислой и особенно тщательно укрепленный, обнесенный дополнительным земляным рвом, тройным частоколом и всеми военно-инженерными средствами тех лет. Крепость – ключ к Варшаве, с которой Прагу соединял мост. В ней сосредоточился тридцатитысячный гарнизон и сильная артиллерия, которая поддерживалась огнем пушек из Варшавы. А у Суворова было двадцать пять тысяч солдат и восемьдесят орудий. Поляки были настолько уверены в том, что Суворов не решится идти на штурм с такими малыми силами, что не перевели по мосту в Варшаву гражданское население.
Но вот Суворов отдает приказ на штурм: «Идти в тишине, ни слова не говорить; подойдя же к укреплению, быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, штык в вал, и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют - царство небесное; живым - слава, слава, слава!».
В дополнительном приказе Суворов со свойственным ему лаконизмом указывал: «…Згода! пардон. - Отруць бронь. Кои положат ружье, тех отделить: вольность! - пашпорты!..». Т.е. объяснял солдатам, как звучит по-польски просьба о пощаде (пардоне), как приказать бросить оружие и тем, кто сложит оружие, давать свободу и пашпорты – освобождающие документы.
Эти два приказа были зачитаны перед штурмом три раза, чтобы каждый солдат тверже их запомнил.
Вот что пишет о штурме французский писатель Лаверн: «…Прага в четыре часа была взята и покорена. Едва ли есть в военной истории пример, подобный сему смелому, благоразумному, искусному и столь важному подвигу по своим последствиям. В один день погашено пламя мятежей; в один день разрушились возмутительные замыслы, которые были бы бедственны для Пруссии, Австрии и России. Сей решительный удар требовал беспримерной неустрашимости: надлежало опрокинуть грудью тройное укрепление, сильную артиллерию, тридцать тысяч войска; надлежало произвести сие в виду столицы целого Государства, которое, полагая на Прагу всю надежду свою, вверило оную в охранение отважнейших защитников. Русских убито пятьсот восемьдесят человек, а если б осада продолжалась, то сколько бы погибло от стояния, от болезней, от стычках при вылазках?».
Да, штурм был кровавым. Да, сопротивление ожесточило солдат, и они уже уничтожали любого, кто попадался под руку, и офицеры не могли остановить избиение. В ярости солдаты уже готовились вступить на мост, чтобы на плечах бегущего гарнизона ворваться в Варшаву. И тогда Суворов приказал разрушить мост со стороны Праги, чтобы остановить свои войска и послал в Прагу офицеров, чтобы те направляли бегущих жителей в русский лагерь, где им была гарантирована жизнь и спасение от ужасов войны.
Как же вел себя победитель, приспешник (по терминологии демиков) князь Суворов? Он поставил свой шатер в Праге и стал ожидать посланцев Варшавы. «Увидев послов, Суворов устремился к ним из шатра навстречу, сорвал с себя саблю, бросил ее на землю, воскликнул: мир, тишина и спокойствие! И с сими словами в распростертые объятия принял послов, порывавшихся лобызать со слезами колена его. Суворов, не допуская их, проливал ручьи слез. Все предстоявшие плакали. Поверенные просили назначить, на каких условиях Польская столица должно повергнуться к стопам Российской Самодержицы. Суворов отвечал: “жизнь, собственность, забвение прошедшего! Объявите о сем гражданам вашим и скажите, что Всемилостивейшая моя Государыня дарует им мир и тишину”. Восхищенные послы, подходя к берегу, кричали гражданам, стоявшим на другом берегу реки: покой! покой! (мир! мир! – А.Т.)».
Послы умоляли Суворова как можно скорее вступить в Варшаву, где встретили его хлебом-солью, ключами от города и поднесли табакерку с гербом Варшавы, бриллиантовыми лаврами и надписью «Варшава – своему избавителю».
После этого Суворов начал вершить «суд и расправу». Из десяти тысяч военнопленных шесть тысяч было отправлено по домам немедленно, остальные – через некоторое время. Генералы отправлены «с пашпортами» по своим поместьям. Офицеры, под слово не воевать с Россией, отправлены по домам, оружие им сохранено (кстати, многие слово нарушили и пошли на Россию с Наполеоном). Когда король Станислав Август попросил освободить из плена своего бывшего пажа, Суворов с улыбкой предложил освободить сто, потом двести, потом пятьсот человек. Поскольку среди оставшихся пленных было всего триста офицеров, до пятисот добирали из унтер-офицеров и рядовых.
Ну, а в Польше и «просвещенной Европе» писали о рядах виселиц и младенцах на копьях и штыках, о шести тысячах пленных шляхтичей, которым кровожадный приспешник Суворов отрубил кисти рук – ненависть к России капала с перьев сочинителей слюною бешеной собаки.
Впрочем, происхождение этих страшилок вполне понятно. Битые шляхтичи, как и битые белогвардейцы позже, находили приют в гостеприимной Франции. И, выпрашивая несколько сантимов у сердобольных мсье и мадам («Же не манж па сис жур»), рассказывали байки о своей отваге и благородстве, и о зверствах приспешников Екатерины Великой или большевиков. А те по простодушию принимали все за чистую монету.
Но раз уж пан Медведев решил покаяться за Катынь, придется ему теперь каяться за Прагу – для полноты картины. А там и за Кремль, и за Смоленск – обидели там панов, прогнали в три шеи.
(c) КПРФ.РУ
А.К. Трубицын
kprf.ru
«…Начавшееся восстание под руководством Тадеуша Костюшко подавлялось с особой жестокостью… В начале ноября солдаты Суворова штурмом взяли предместье польской столицы - Прагу, где каратели устроили жуткую резню… Суворовские выродки расстреливали мирных жителей Кобрина и Малориты. На подступах к Варшаве они уничтожали все живое на своем пути. В варшавском пригороде - Пражском предместье было расстреляно все население. В самой Варшаве русские солдаты на копьях и штыках по улицам носили младенцев. Возможно, поляки это будут помнить всегда... Местное население подвергалось массовым казням, по пути следования суворовских войск стояли бесчисленные виселицы… » - как же Вы могли об этом забыть и не покаяться за приспешника Екатерины Великой генералиссимуса Суворова, пан Медведев? Да заодно пообещать выплатить дани, контрибуции и репарации за все суворовские злодеяния? Сколько там миллиардов накапает со всеми пенями и процентами за прошедшие годы? Россия – она ведь всем и за все должна, как уверяют демики. И вот такие страсти-мордасти расписывают в Интернете и своих газетах. Куда там какой-то Катыни – там ведь русские злодеи не носили младенцев по улицам на копьях и штыках!
А ведь как прекрасно все начиналось! «По всей Варшаве возрастал ужасный шум, выстрелы, свист пуль, неистовый крик убивающих: “До брони! Бей москаля! Кто в Бога верует, бей москаля!” Врывались в квартиры, где помещены были русские, и били последних; не было спуска ни офицерам, ни солдатам, ни прислуге... Солдаты третьего батальона Киевского полка в тот день причащались, они собирались где-то в устроенной в палаце церкви. Было их человек пятьсот. По известиям Пистора, всех, находящихся в церкви, перерезали безоружных». (Н.И. Костомаров. Последние годы Речи Посполитой. СПБ., 1870, стр.727, 732). «...заговорщики ворвались в арсенал и овладели им. Из арсенала дали несколько выстрелов: это был сигнал, что оружие в руках заговорщиков, и толпа бросилась туда за ними. Разбирали оружие, какое кому было нужно» (там же, стр.727). «...Поляки врывались всюду, где только подозревали, что есть русские, хотя бы они не были военные, а посольские или просто частные лица, искали и найденных убивали... Убивали не одних русских. Довольно было указать в толпе на кого угодно и закричать, что он московского духа, толпа расправлялась с ним, как и с русским» (там же, стр. 727, 735).
Ну, перерезали бы русских, да еще своих с «московским духом» - и легли бы почивать на лаврах, похваляться своими подвигами. А тут – вот тебе, приспешник Суворов пожаловал. За сорок дней прошел он полторы тысячи верст, разбил по пути польские войска, которые старались его остановить, да и явился под Прагу. Вот слова из приказа Суворова русским войскам в Польше: «...Строжайше рекомендую всем господам полковым и баталионным начальникам внушить и толковать нижним чинам и рядовым, чтобы нигде при переходе местечек, деревень и корчм ни малейшего разорения не делать. ...Пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и притом не заслужить порочного названия грабителей. Приказ сей да будет читан всем нижним чинам…». Вот другой приказ: «…Крайне остерегаться и от малейшего грабежа, который в операции есть наивреднейшим; иное дело штурм крепости... В поражениях сдающимся в полон давать пощаду. Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить; война не на них, а на вооруженного неприятеля…».
Прага – это не столица Чехии, это пригород Варшавы, отделенный от нее Вислой и особенно тщательно укрепленный, обнесенный дополнительным земляным рвом, тройным частоколом и всеми военно-инженерными средствами тех лет. Крепость – ключ к Варшаве, с которой Прагу соединял мост. В ней сосредоточился тридцатитысячный гарнизон и сильная артиллерия, которая поддерживалась огнем пушек из Варшавы. А у Суворова было двадцать пять тысяч солдат и восемьдесят орудий. Поляки были настолько уверены в том, что Суворов не решится идти на штурм с такими малыми силами, что не перевели по мосту в Варшаву гражданское население.
Но вот Суворов отдает приказ на штурм: «Идти в тишине, ни слова не говорить; подойдя же к укреплению, быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, штык в вал, и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют - царство небесное; живым - слава, слава, слава!».
В дополнительном приказе Суворов со свойственным ему лаконизмом указывал: «…Згода! пардон. - Отруць бронь. Кои положат ружье, тех отделить: вольность! - пашпорты!..». Т.е. объяснял солдатам, как звучит по-польски просьба о пощаде (пардоне), как приказать бросить оружие и тем, кто сложит оружие, давать свободу и пашпорты – освобождающие документы.
Эти два приказа были зачитаны перед штурмом три раза, чтобы каждый солдат тверже их запомнил.
Вот что пишет о штурме французский писатель Лаверн: «…Прага в четыре часа была взята и покорена. Едва ли есть в военной истории пример, подобный сему смелому, благоразумному, искусному и столь важному подвигу по своим последствиям. В один день погашено пламя мятежей; в один день разрушились возмутительные замыслы, которые были бы бедственны для Пруссии, Австрии и России. Сей решительный удар требовал беспримерной неустрашимости: надлежало опрокинуть грудью тройное укрепление, сильную артиллерию, тридцать тысяч войска; надлежало произвести сие в виду столицы целого Государства, которое, полагая на Прагу всю надежду свою, вверило оную в охранение отважнейших защитников. Русских убито пятьсот восемьдесят человек, а если б осада продолжалась, то сколько бы погибло от стояния, от болезней, от стычках при вылазках?».
Да, штурм был кровавым. Да, сопротивление ожесточило солдат, и они уже уничтожали любого, кто попадался под руку, и офицеры не могли остановить избиение. В ярости солдаты уже готовились вступить на мост, чтобы на плечах бегущего гарнизона ворваться в Варшаву. И тогда Суворов приказал разрушить мост со стороны Праги, чтобы остановить свои войска и послал в Прагу офицеров, чтобы те направляли бегущих жителей в русский лагерь, где им была гарантирована жизнь и спасение от ужасов войны.
Как же вел себя победитель, приспешник (по терминологии демиков) князь Суворов? Он поставил свой шатер в Праге и стал ожидать посланцев Варшавы. «Увидев послов, Суворов устремился к ним из шатра навстречу, сорвал с себя саблю, бросил ее на землю, воскликнул: мир, тишина и спокойствие! И с сими словами в распростертые объятия принял послов, порывавшихся лобызать со слезами колена его. Суворов, не допуская их, проливал ручьи слез. Все предстоявшие плакали. Поверенные просили назначить, на каких условиях Польская столица должно повергнуться к стопам Российской Самодержицы. Суворов отвечал: “жизнь, собственность, забвение прошедшего! Объявите о сем гражданам вашим и скажите, что Всемилостивейшая моя Государыня дарует им мир и тишину”. Восхищенные послы, подходя к берегу, кричали гражданам, стоявшим на другом берегу реки: покой! покой! (мир! мир! – А.Т.)».
Послы умоляли Суворова как можно скорее вступить в Варшаву, где встретили его хлебом-солью, ключами от города и поднесли табакерку с гербом Варшавы, бриллиантовыми лаврами и надписью «Варшава – своему избавителю».
После этого Суворов начал вершить «суд и расправу». Из десяти тысяч военнопленных шесть тысяч было отправлено по домам немедленно, остальные – через некоторое время. Генералы отправлены «с пашпортами» по своим поместьям. Офицеры, под слово не воевать с Россией, отправлены по домам, оружие им сохранено (кстати, многие слово нарушили и пошли на Россию с Наполеоном). Когда король Станислав Август попросил освободить из плена своего бывшего пажа, Суворов с улыбкой предложил освободить сто, потом двести, потом пятьсот человек. Поскольку среди оставшихся пленных было всего триста офицеров, до пятисот добирали из унтер-офицеров и рядовых.
Ну, а в Польше и «просвещенной Европе» писали о рядах виселиц и младенцах на копьях и штыках, о шести тысячах пленных шляхтичей, которым кровожадный приспешник Суворов отрубил кисти рук – ненависть к России капала с перьев сочинителей слюною бешеной собаки.
Впрочем, происхождение этих страшилок вполне понятно. Битые шляхтичи, как и битые белогвардейцы позже, находили приют в гостеприимной Франции. И, выпрашивая несколько сантимов у сердобольных мсье и мадам («Же не манж па сис жур»), рассказывали байки о своей отваге и благородстве, и о зверствах приспешников Екатерины Великой или большевиков. А те по простодушию принимали все за чистую монету.
Но раз уж пан Медведев решил покаяться за Катынь, придется ему теперь каяться за Прагу – для полноты картины. А там и за Кремль, и за Смоленск – обидели там панов, прогнали в три шеи.
(c) КПРФ.РУ
